Как представитель фауны волк наиболее соответствовал идеальному образу
воина. Среди психо-поведенческих черт этого животного наиболее важными в
данном случае представляются следующие:
1) охотничьи повадки, выражающиеся в способности волков во время охоты
преодолевать большие расстояния – до 40 километров в день – и затем
уносить на себе овец, закинув их на спину, а также умение волчьей стаи
ходить след в след так, что сложно определить количество прошедших
особей. Примечательно, что в момент поиска добычи этот зверь обычно
осторожен, порой не трогая подолгу незнакомых зверей;
2) наличие у волков сложной системы передачи информации: движение
головы, ушей, хвоста, взгляд и пр., напоминающей жесты и знаки
воинов-разведчиков;
3) своеобразие взаимоотношений внутри волчьих коллективов: волчья стая –
иерархичное сообщество, в котором существуют многоуровневые элитные
группы, при этом проявляется гибкость управления стаей. Иногда она
целиком подчиняется авторитету вожака, иногда в ней царит
«народовластие». Стычки внутри волчьего коллектива – редкое явление.
Обычно хватает взгляда, позы или рычания. Как правило, волки не любят
демонстрировать превосходство, однако умеют с успехом это делать;
4) последняя из волчьих особенностей, вызывающая интерес в изучаемом
контексте – способность волка своим воем внятно что-либо сообщать или
просто выражать свои эмоции – «волк может повыть просто потому, что ему
хочется повыть».
Т.о, на примере волков молодые воины могли учиться охотничьим и боевым приемам, способам самовыражения и общежития.
Вместе с тем, как уже говорилось выше, образ волка, в которого
«превращался» посвящаемый, часто смешивался с «псом». Совмещение
архетипов волка и собаки характерно именно для мифологии индоевропейцев.
Не надо думать, что только волк может быть символом бойцовской ярости и
отваги. Не менее страшен в ожесточенном сражении и разъяренный пес.
Весьма показательный пример мне удалось найти в записках
художника-краеведа конца XIX в. Н.Н. Каразина. В частности, в рассказе
«Атака собак под Ургутом» он пишет: «В число этих разнообразных штук
«солдатской науки» (для ротных собак – С.Г.) входит обязательным
образом... бросаться на всех, кто только подходит к отряду в азиатском
костюме. Большого труда стоит потом удержать этих понятливых псов от
самой яростной атаки на ненавистные халаты – и наши милиционеры-туземцы
только тогда могут быть покойны, когда собаки успеют привыкнуть и
приглядеться к их лицам и поймут, что это союзники, а не враги и что их
рвать не следует. ... с помощью своей природной отваги, пренебрегая
сабельными ударами и уколами пик, они яростно нападают на чужих
всадников и частенько стаскивают с седла, уцепившись зубами за широкие
полы халата». Так что, вполне оправданно полагают исследователи, что у
скифов инициируемые считались и «псами», и «волками» одновременно.
Правда, нельзя исключать и наличие других архетипов, в качестве примеров
для подражания. Так, в работах, посвященной данной проблеме,
указывается, что помимо «людей-волков» и «людей-псов» у индоевропейских
народов были известны и «люди-медведи», как, например, Barenhanter
(«носящие медвежьи шкуры») и Berserkir («одетые в медвежьи шкуры»),
соответственно у древних германцев и скандинавов. Хотя у германцев были и
ulfhedhnar, «люди в волчьей шкуре» (там же). В мифологии же славянских
народов в качестве божества-покровителя выступают образы Змея и Волка,
часто заменяющие друг друга. Кроме того, в мифах и религии различных
народов волк своеобразным образом связан с конем и солнцем. Он является
спутником божества – Солнца, иногда заменяя els коня. В плане изучения
погребальных обрядов небезынтересно, что «волк–пес» является стражем
подземного мира и проводником в царстве умерших, т.е., посредником между
миром живых и мертвых.
В связи с большой временной отдаленностью рассматриваемых событий от
современности, проблема реконструкции особенностей религиозной идеологии
и ритуалов инициации древних народов очень сложна. Тем более, что
прямые сведения о рассматриваемых обрядах и объединениях, отсутствуют
или же страдают неполнотой. С другой стороны, «вживание в мифологическое
время является древним религиозным ритуалом. Различные религиозные
формы мистического соединения волка и воина можно расценивать как
проявление единого фундаментального опыта. Великая охота, инициация,
война, захват и завоевание территории суть виды деятельности,
построенные по мифологическим моделям: во время оно сверхъестественный
хищник впервые совершил то же. Волкообразный предок, основатель таинства
инициации, верховный шаман или первый воин, совершил определенные
действия, которые впоследствии послужили парадигматическими моделями для
подражания. В волка превращается лишь тот, кто преодолевает самого себя
и временную реальность, становится современником и соучастником
мифа-первоосновы».
Следовательно, человек становился «облаченным в волчью шкуру» в
результате инициации, включавшей в себя особые воинские испытания. Сам
процесс инициации, как полагают этнологи, строился по трехчастной схеме:
ритуальное выделение индивида из коллектива – пограничный период (фаза
ритуальной смерти) – реинкорпорация в коллектив, но уже в новом
качестве. Здесь необходимо подчеркнуть, что ритуальное перерождение
посвящаемых в волков было одним из важнейших моментов инициации.
«Превращенные в волков» проживали в «чистом поле», вдали от родных
селений. Можно предположить, что военный лагерь, в который попадал
скифский неофит, находился в значительном удалении от родного края в
силу того, что он мог пребывать в грабительском набеге в дальние страны.
Следует заметить, что вовсе необязательно, чтобы лагерь молодых
«волков» был стационарным. Скорее всего, обряды посвящения проходили в
ходе (а, м.б., в виде?) набегов, напоминающих нартские «балцы». Ведь,
будучи в завоевательном походе, юные скифы переживали не мнимые, а
реальные опасности, граничащие с реальной, а не ритуальной смертью –
главной чертой лиминальной фазы инициации. Хотя, весьма возможно, что
при отсутствии действительной опасности для жизни инициируемых
существовали обряды, символизировавшие ритуальную смерть. К таковым мог
относиться ритуал «проглатывания» посвящаемых мифическим чудовищным
зверем – Железным Волком, выступавшим в качестве божества-покровителя.
Есть основания предполагать, что неофиты-скифы в ходе периода инициаций
покрывали свое тело татуировкой мифологического содержания, как это было
принято у многих народов мира, в том числе, по сведениям римского
философа-скептика конца II в. н.э. Секста Эмпирика, у сарматов [Sext
Empiricus. III, 202] и, как это было зафиксировано археологами в
Пазырыкских курганах, у «скифов» Алтая. После чего, воин, «рождаясь»
заново, получал эзотерические знания. Возможно, что прошедшего испытания
юношу брили, а также нарекали новым именем или прозвищем, как будто он
действительно родился вновь. В этой связи обращает на себя внимание имя
легендарного скифского предводителя – Ишпакай. Как считает, А.И.
Иванчик, данный антропоним является скорее всего ритуальным прозвищем
удачливого предводителя, отражавшим его наиболее характерные
психо-поведенческие черты. Как правило, в ходе ритуала на посвящаемых
надевали звериные шкуры, они совершали особые танцы экстатического типа,
а также употребляли галлюциногенные вещества, что создавало у
инициируемых эффект такого перерождения. В частности, в источниках
встречаются упоминания об этих экстатических оргиях, связанных с
употреблением пьянящего напитка Хаома (Сома), облегчавшего превращение
испытуемого в зверя. Интересно, что некоторые из лингвистов название
одного из сакских племен saka haumavarka интерпретируют как «те, кто
превращаются в волков (varka), в момент экстаза, вызванного сомой
(hauma)», или же «волки Хаомы».
