Замечу, что во время своих посвящений алкоголь применяли запорожские
казаки, своего рода приемники скифских традиций на территории Северного
Причерноморья. Не исключено, что кроме употребления наркотических и
алкогольных веществ, инициируемые, вероятно, ели мясо и пили кровь
животных- покровителей, как это вообще принято у многих народов при
проведении инициации, веря, что это придаст им силу, ярость и другие
качества хищников. Так, в славянских мифах о волкодлаках (вурдалаках)
сообщается о поедании оборотнями печени и сердца животных, т.к., по
народным представлениям, эти органы являются местом средоточия жизненных
сил (там же). С другой стороны, в «Авесте» особенно подчеркивается тот
факт, что «keresa» – воры, бродяги, промышляющие по ночам в период
ритуальных сборищ, даже питались человеческим мясом [АВ, Вендидад, 74].
Как считает М. Элиаде: «Вера в ритуальную или экстатическую ликантропию
засвидетельствована как у членов тайных североамериканских и африканских
сообществ, так и у германцев, греков, иранцев и индийцев. В том, что
имела место реальная ликантропия, связанная с людоедством, нет ни
малейшего сомнения».
«Группы воинов-зверей были организованы в некий священный союз, цель
которого заключалась в обеспечении своего постоянного восстановления. Их
постоянная характерная черта – участие юношей». Переход скифской
молодежи в новый возрастной класс сопровождался, вероятно, торжественным
вручением неофитам оружия и других социально значимых предметов. Намек
на это содержится в «Истории» Геродота, где сразу в двух легендах о
происхождении скифов [Her. IV,5-10] сообщается о сакральных дарах,
вручаемых юноше, успешно прошедшему испытания, среди которых фигурируют,
между прочим, лук, чаша и секира. Это предположение тем более вероятно,
что в осетинской мифологии в качестве божества инициируемых мальчиков
(«молодых щенков»!) выступает Уастырджи. Обращает на себя внимание тот
факт, что данный персонаж осетинской мифологии, отождествляемый с
христианским святым Георгием – воителем и покровителем волков, в
отдельных нартовских сказаниях цикла о Сослане прямо называется
«покровителем ночных походов».
Появление юноши в военном лагере означало, помимо прочего, перемену его
социального статуса. Молодой скиф становился представителем нового
сообщества с идеологией, отличной от религиозных представлений того
коллектива, откуда инициируемые вышли. С момента «облачения в волчью
шкуру» воин был уже не человеком, – хищником – и был обязан жить
«волчьей жизнью». Он становился жестоким непобедимым воином, охваченным
неистовой яростью в бою, а также, находясь в особом воинском коллективе –
своеобразной «волчьей стае», – жил по правилам волков, а не людей,
порвав с законами и обычаями сообщества, из которого он вышел. Уделом
молодых воинов становились набеги с целью захвата добычи и террор
соседних, главным образом, оседлых народов. Вероятно, не случайно в
иранских текстах сообщается о «волках на двух ногах» [АВ, Ормазд-яшт,
10], т.е. о членах определенных mannerbunde.
Т.о., наблюдаются отличия данных молодежных воинских формирований от
исходной общины во многих сферах культуры: основных занятиях, социальной
структуре, психологии, религиозной практике и т.д. В сущности, воинское
сообщество, удаляясь на длительный срок от своего родо-племенного
коллектива, создает собственную субкультуру, отличную от исходной. В
этих условиях у данных воинских союзов должны были появиться новые,
особые символы с целью продемонстрировать свое отличие от окружающих
культур и которые позволили бы им вступать в коммуникативные связи друг с
другом. Кроме того, они должны были транслировать социально-значимые
представления, придавать таким представлениям общезначимый, разделяемый
смысл. Данные конвенциональные знаки должны были в наглядно-образной
форме передавать основные абстрактные идеи или понятия, связанные со
смыслом деятельности сообщества. Наиболее простыми формами подобных
символов являются эмблемы, гербы, ордена, знамена и пр.
Таковыми отличительными признаками у иранских mannerbunde, как считает
М. Элиаде, являлись «окровавленные дубинки» (vajra) и знамена (drafsa).
Следует заметить, что металлические палицы или булавы, как предметы
материальной культуры, у восточно- иранских кочевых племен были в первую
очередь символом власти, и потому в курганах кочевников скифской эпохи
изучаемого региона металлические палицы представлены единичными
находками в захоронениях вождей. И это неслучайно, ведь в «Ригведе»
vajra описывается как золотая или железная, о четырех или о ста углах
или в форме диска, позднее - крестообразная [РВ, I,57,80 и др.], и
является мифическим оружием бога-громовержца Индры.
Что же до знамен, то сведения о наличии их у скифо-сарматских кочевников
носят глухой и двойственный характер. Так, Арриан, автор II в. н.э.,
сообщает, что скифские (аланские?) конные отряды среди знаков отличия
имели военные значки в виде змееподобных драконов, сшитых из цветных
лоскутов и развевающихся на шестах соразмерной длины. «Эти значки не
только своим видом причиняют удовольствие или ужас, но полезны и для
различения атаки и для того, чтобы разные отряды не нападали один на
другой» [Ar. 35,3-5]. В парфянскую эпоху истории Ирана привилегированные
подразделения армии назывались «драконами» и носили знамена в форме
дракона. Однако настенное изображение в Туркестане воспроизводит флаг с
изображением волка или дракона с волчьей головой. Кроме того, в
эпической поэме «Шах- Наме» сообщается, что на персидском знамени было
изображение волка.
Надо полагать, что и воинственные скифы Ишпакая также отличали себя
соответствующей волчьей символикой. К сожалению, наличие у них знамен с
изображением волка или его морды в письменной традиции не получило
отражение, как и то, что они не смогли дойти до нас в качестве
археологических находок. В то же время, атрибуты погребального культа,
связанные с захоронениями кочевой элиты Скифии, как, например,
«штандарты», предметы вооружения и пр., почти не имеют волчьей
символики. Но при этом, отдельные знаки «волка» геральдического
характера присутствуют в конце VII – начале VI в. до н.э. как в скифской
лесостепной культуре Украины, так у саков Приаралья, отождествляемыми с
саками-тиграхауда Бехистунской надписи Дария I и массагетами Геродота. В
частности, таковыми являются лики волков на предметах скифо-сакского
оружия с указанных территорий.
В Восточном Приаралье из погребения конца VI вв. до н.э. (кург. № 53
могильника Тагискен) происходит железный меч, обложенный по средине
клинка золотой фольгой с тисненным изображением шествия волков.
На территории лесостепной Украины эти предметы были выявлены недавно,
хотя происходят из материалов раскопок С.А. Мазараки конца XIX в. Я имею
ввиду железные мечи, обнаруженные в курганах у села Волковцы Сумской
области, на рукоятях которых даны чеканные изображения морды волка и
лошади (м.б., волка?).
Авторы публикации, в принципе, обоснованно датируют эти находки VI- V
вв. до н.э., хотя, возможно, они относятся к чуть более раннему bpelemh.
Ввиду особого характера данной статьи, я воздержусь от повторного
хронологического анализа указанных клинков. С другой стороны,
несомненный интерес в контексте настоящей работы имеет замечание
уважаемых авторов о том, что появление изображений на рукоятях,
вероятно, объясняется особой ролью культа оружия в древности. Меч
являлся предметом поклонения скифов, что было связано с их верой в
сверхъестественное могущество и магические свойства железного оружия.
Украшение рукоятей, зачастую уже имевших зооморфные навершия, вероятно,
было призвано подчеркнуть особую сакральную символику скифских мечей и
кинжалов.
Как уже говорилось выше, в Южном Приуралье волчьи символы появились
практически с самого начала сложения прохоровской культуры. Мне
представляется, что наиболее показательными в этом плане являются
находки предметов конской узды в погребениях конца VI-V в. до н.э. В
качестве примера можно привести бронзовые нащечники из комплектов
конской узды в курганах могильника Кырык- Оба II в Западном Казахстане
рубежа VI-V вв. до н.э., раскопки которого ведутся в последнее время,
являющиеся своеобразным этнокультурным скифским маркером. Для начала
стоит отметить, что только в Скифии эти нащечники имеют самое широкое
распространение, а в исследуемой зоне встречены впервые в 2002 г.! С
другой стороны, на этих предметах явственно представлены изображения
волков – типичный признак южноуральской культуры скифской эпохи. Более
того, в одном комплекте с нащечниками находилась круглая бляха в виде
свернувшегося хищника – неизменный символ скифской культуры. Обычно на
ней изображается пантера, а на кырык-обинской бляхе – волк! Волк
запечатлен и на других подобных бляхах с территории Южного Приуралья –
из Пьяновки и Иркуля. Что касается мелких уздечных пряжек и обойм с
волчьей символикой, то их распространение в вышеназванном регионе в VI-V
вв. до н.э. носило массовый характер. Во всем этом наблюдается
удивительный симбиоз культур, с одной стороны, общескифской и, с другой –
воинственной, местной, более поздней, по сравнению с исходной,
раннескифской.
http://wolfs.roadworlds.ru/index.php?showtopic=282
|
